— Но это факт?
— Нет, это не факт.
— Это не факт?!
— Нет, это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.©
Я рос послушным ребенком. Если бабушка говорила мне «Вылезай из-под лестницы, маленький подонок!» - я тушил окурок и вылезал. Слушался бабушку.
Бабушка у меня была строгая, но добрая. Попусту не била.
Семейные предания говорят, что свой срок на Соловках она заработала всего одной фразой. Жили они тогда в Центре, в Хохловском переулке и бабушка, тогда еще молодая женщина без судимостей и почти комсомолка, несла мимо Лубянки авоську с селедкой, завернутой в передовицу. Некто субтильный и в штатском, придержал ее за рукав и заметил, что негоже отца народов таким образом использовать. Отец народов, с перекошенным лицом и проступившим сквозь бумагу жиром криво улыбался из авоськи. Бабушка, будучи на язык бойкой девушкой, тут же ответила «А вы, мужчинка, что хотели, чтоб я его мордой в рыбу сунула? Пусть уж так будет…» Пусть будет, согласился некто и отвел ее за руку в удачно расположенный неподалеку комитет безопасности.
На волю бабушка вышла только через семь лет.
От тюрьмы у нее осталась привычка вонять на всю квартиру беломором и с цикающим звуком сплевывать точно в слив раковины. В общем, оно того не стоило.
Свою педагогическую задачу бабушка видела в том, чтобы я «пожрал и марш на улицу».
Я не возражал. Улица притягивала меня массой интересных и загадочных вещей.
Однажды я поменял игрушечную машинку на использованные батарейки. Сразу после сделки осознав, что я сильно продешевил, я полез забирать машинку назад. И тут же без долгих разговоров, получил в лоб. «Ну, погодите – вот скажу бабушке….» пригрозил я и кинулся домой.
Бабушка внимательно выслушала мою сбивчивую историю и, пробормотав «Это нонсенс, блять!», закатала мне такую оплеуху, что уличный удар показался мне ласковым прикосновением.
-Понял за что? – поинтересовалась бабушка, когда я пришел в сознание.
-Не…
-За то, что ты болван, внучек!
Урок я запомнил.
Родители не брали меня с собой в командировки и, на лето я оставался под присмотром бабушки.
Она водила меня долгими летними вечерами к метро и покупала мне желтые таблетки лимонного холодка. А еще тетрадку за две копейки. И, вернувшись, я с упоением рисовал в тетрадке самолетики и танки и жрал холодок, совершенно не задумываясь о смысле жизни.
Бабушку я любил всегда, когда у меня ничего не болело в результате ее педагогической жизнедеятельности.
Во дворе у меня были друзья. В основном подруги. Например две девочки с одинаковым именем Лена. Я для удобства их делил на Ленку Большую и Ленку Маленькую. Я и впоследствии не изменил этой своей привычке. Еще был Ленька Длинный и Сережка Пятиэтажный. Ленька был длинный не потому, что высокий, а потому, что жил выше меня. Ну, то есть я точно знал, почему я его зову длинным, а над неточностями не сильно задумывался…
Сережка свое получил за то, что жил в пятиэтажной хрущебе напротив….
С Сережкой мы дрались. Так, как дерутся все порядочные дети. Обнимают за шею и пытаются повалить на землю. Это много позже я узнал, что дело можно решить быстрей и эффективней, если залепить со всей дури в морду ведерком с песком.
С Ленками мне было интересней. Во-первых, с ними можно было курить и целоваться под лестницей. Во-вторых, они не дрались, а это всегда большой плюс.
Родители вечно пропадали на работе, не уделяя должного внимания своему единственному ребенку, и мне приходилось развлекать себя самому.
Однажды кинул зажжёную спичку в какой-то красивый небольшой люк в траве. Несильно бахнуло. И пламя опалило мне все волосы на лбу. Так я узнал, что в природе помимо твердого и жидкого, есть еще и газообразное состояние вещества.
Другой раз я спер зачем-то из дома банку консервов и открывал ее на улице, кидая сверху решетку от подвала. Сплющил до состояния блина и выбросил. Почему-то. Что хотел – не понятно.
Много позже я узнал, что так в детстве поступают либо будущие изобретатели, либо конченые мудаки. Изобретателем я не стал.
Помню как однажды весной провожали с бабушкой родителей в командировку. Подъехала грузовая машина. Они погрузили в нее вещи и уселись сами в кузов. Как я рыдал! Я умолял их взять с собой! Я преданно заглядывал в глаза моей бессердечной матери и размазывал сопли по всей площади лица! Я пытался схватить отца за руку, ведь только настоящий мужчина способен понять настоящего мужчину! Тщетно!
Они уехали. И не успела машина скрыться за поворотом переулка, как я убежал от бабушки играть с Маленькой Ленкой в песочнице.
Ленку я не то, чтобы любил, но определенную страсть к ней испытывал. Но, у нее была излишне строгая мать, которая практически после каждой нашей встречи запрещала ей гулять, крича через двор моей бабушке «Этот маленький мерзавец учил мою дочь курить!» Бабушка кивала и уводила меня домой, где брала за ухо, подтягивала вверх и страшным шепотом говорила «Так ты, сучонок, у меня папиросы воруешь?».
До сих пор непонятно, как она догадалась, что я брал «Беломор»…
Самое яркое и запомнившееся воспоминание детства, это летний день. Солнце светит прямо в окно. Чирикают воробьи, а на кухне играют позывные пионерской зорьки.
А я стою около тумбочки с радиолой и ножницами режу стержень от ручки. А паста течет на полировку…
Ее след так и остался, когда мы выбрасывали эту тумбочку в 1988 году. К этому времени задница уже практически не болела…
Как и у любого другого ребенка, у меня были игрушки.
Во-первых, пазлы из фанерки, с фотографией Эйфелевой башни. Семь лет слишком маленький срок для такого бойкого малыша, как я и они так и не были собраны до конца.
Потом резиновый слоник, у которого в задницу был вставлен свисток. Но, несмотря на это, отгрыз я ему хобот, в конце концов.
Следующей игрушкой был Чик-Чих. Этимологию этого имени я тогда забыл спросить у родителей, а после они и сами не знали, откуда взялось это слово. Сделан он был из старого мехового воротника. То ли воротник был от пальто какого-то гномика, то ли изготовление игрушки слишком утомительное занятие, но ног ему не досталось. Голова в форме груши имелась, сарделькообразное туловище и вермишелинки руки - тоже. А ног не было. Даже глаза из двух бисеринок были. А вот ходилок не досталось. Может быть именно из-за этой анатомической особенности я и любил его больше всех.
Чтобы родителям в головы не пришла идиотская мысль, наделать мне сестер и братиков, засыпал я крайне поздно, спал очень чутко, а перед сном заставлял папу рассказывать мне очередное продолжение сказки про Чик-Чиха. После такого заняться чем-нибудь еще было просто немыслимо и мы так и жили втроем в большой комнате. Бабушка жила в маленькой и как могла помогала мне соблюдать демографический статус-кво: шаркала туда, сюда полночи, что-то искала на вешалке в коридоре, включив свет и заглядывала в комнату «Я вас не разбудила?» Интересно, что она думала ей ответят?..
Моей любимой бабушке я к пяти годам окончательно надоел и она спихнула меня летом на руки своей подруге. Родители, как обычно были до октября в командировке, а уж чем там или с кем бабушка развлекалась в мое отсутствие, можно только гадать.
В общем, отправили меня в ссылку, в Московскую область.
Бабушкина подруга особо в восторге не была и тут же наладила меня на улицу, гулять. Улица была обычная, деревенская. По бокам дома, посередине лужа. И еще деревья. Бооольшие такие деревья. А на одном нечто непонятное висит, гудит и привлекает внимание. Ну, я, стало быть, и привлекся. Откуда ж мне было знать, что это пчелы? И что если оно висит на дереве, но не мешок и не покойник - это рой. Все стало понятно метрах в десяти. Первый укус я заполучил прямо в лоб и с криком "ААААА!!!" побежал вдоль дороги. А неправильные пчелы видимо только того и ждали. Наверное, любимое занятие пчел, когда они не собирают мёд – догонялки.... Особенно если от них бежит мальчик в шортах и маечке с коротким рукавом.
Когда организму стало особенно невмоготу, я решил сменить тактику и резко свернул в сторону. Там аккурат одного дома не хватало и заросли. Ё! Кто ж мог предполагать, что это заросли крапивы в три моих роста? КТО МОГ ЗНАТЬ, ЧТО КРАПИВА ЭТО ДЕРЕВО??? Я это понял, когда пропахал в ней просеку метров двадцать.
И замер. Ломиться дальше - это самоубийство чистой воды. Нет, думаю, вернусь на дорогу. И вернулся, аккуратно перепрыгивая через трупы крапивных деревьев и уклоняясь от живых. Ага! Они меня там ждали, эти злобные насекомые!...
Домой я вернулся совсем другим человеком. Похоже, что бабушкина подруга узнала меня только по цвету обрывков одежды потому, что еще долго недоверчиво всматривалась в глаза и качала головой.
Три дня я сидел дома, постепенно сдувался и менял цвет на нормальный.
А потом снова пошел гулять на улицу. В этот момент как раз через деревню гнали стадо. Самая веселая корова (видимо та самая, что дает смешное молоко) решила подшутить и погналась за мной, подбрасывая в воздух задние ноги и издавая жуткое мычание.
Я, корову видел первый раз в жизни – откуда я знаю, что у нее на уме? Решив, что, по всей видимости, это не травоядное животное и оно тупо собирается мной полакомиться, я снова ломанулся вдоль деревни издавая не менее жуткие звуки! Корова меня догнала у околицы и лизнув в многострадальный лоб, потеряла ко мне всякий интерес. Ну вот, думаю, погулял, заодно и покакал...
С тех пор я не очень люблю молоко с медом, даже если сильно простужен!
Про тумбочку я уже вам поведал, но кроме нее в нашей комнате находилась и еще кое какая мебель. В частности, двустворчатый шкаф с зеркалом. И, повадился я на его дверце кататься в отсутствие взрослых. ( Бабушка меня в комнате редко навещала. Разве что, если я свой горшок, не скажу с чем, опрокину по природной неуклюжести. )
Катался я катался, да и оторвал эту дверцу к чертовой матери. Но, я ведь не могу ничего аккуратно сделать – нет! Она, сперва, упала мне на голову, набила огромную шишку и после брякнулась об пол так, что зеркало разбилось. На звон битого стекла, истошный вопль и грохот упавших тел (моего и дверцы) пришла бабушка, некоторое время постояла в дверном проеме, покатала из одного угла рта в другой свою беломорину, веско сказала:
-Зеркало разбилось – к покойнику! – и внимательно посмотрела мне в глаза. В этот момент я впервые осознал, что жизнь коротка и может трагически и неожиданно оборваться, даже толком не начавшись. А что? У меня не было ни малейших сомнений, кто у нас тут будущий покойник.
Через некоторое время, когда я вновь обрел способность кое-как сидеть и при этом не вскрикивать, я решил покинуть эту негостеприимную квартиру. Это был мой самый первый побег из дома.
Собрав в какую-то авоську свои богатства: Чик-Чиха, Слоненка, Машинку, у которой не было крыши, но при помощи специального рычага поворачивались колеса, рубль мелочью из бабушкиного кармана (В дороге никогда не знаешь, что может пригодиться) и полбуханки «Бородинского», я отправился куда глаза глядят, в поисках приключений и героических подвигов.
Первое разочарование ждало меня во дворе. Ленка Маленькая бежать со мной в тридевятое царство наотрез отказалась, мотивировав отказ тем, что ей может попасть от мамы. О, блондинка моего детства! Как же тебе попадет от мамы, ЕСЛИ ОНА С НАМИ НЕ ПОЙДЕТ? Эту логически завершенную мысль я так и не смог донести до ее скудного, женского умишки и гордо сплюнув себе на сандалии, отправился за счастьем в одиночку.
Долго ли, коротко ли, но дошел я до соседнего магазина. И тут, как всегда бывает на пути к Великой Цели, дорогу преградили соблазны. Соблазны жили в киоске. Одним из них было крем-брюле, другим кукурузные хлопья. Поскольку я на тот момент был человек состоятельный, я решил позволить себе в трудной дороге такую малость, как немного подкрепиться. Мне не хватило духу подойти к огромной, грудастой продавщице, остро пахнущей то ли «Красной Москвой» то ли еще каким-то репеллентом и САМОСТОЯТЕЛЬНО купить мороженое. Так я и стоял часа полтора, с одной стороны
не имея воли купить продукт, а с другой не в силах покинуть этот наркопритон.
Бабушка, не подозревавшая о побеге, нашла меня возле киоска, уже, когда садилось солнце. Я ей тут же, в резкой, нелицеприятной форме заявил, что отправляюсь в тридевятое королевство и попрошу меня не беспокоить. Вместо того, чтобы, как положено, надавать мне тумаков, она почему-то присела на корточки, обняла меня и заплакала. А потом забрала у меня постоянно предательски позвякивающую мелочь и купила мне сразу два мороженых…
Когда мои опыты с окружающей средой окончательно доконали всех окружающих, они придумали отдать меня в школу. Хоть мне на тот момент было шесть лет (Я родился в октябре), такая возможность в законодательстве нашего маленького, но гордого государства СССР, присутствовала. На все вопросы директора я гордо ответил «Не знаю я нисего, вот!» и меня тут же, обозвав «развитым мальчиком», приняли...
За окном весь день моросит мелкий, противный дождик – кончается февраль две тысячи восьмого. А я почему-то вспомнил зиму семидесятого...
С папой я дружил. Дел у него было полно и покатать меня на санках или просто куда-то отвести удавалось нечасто.
В ту зиму он меня и Леньку Длинного повел на елку. Вот интересно – Новый Год я не помню, подарки не помню, а елку эту помню.
Зал был темным и огромным. Всех посадили на паркетный пол (очень удобно – и справили и полы натерли) и где-то невообразимо далеко что-то орал дед мороз и еще толпа ряженых. Мне и стоя то, не особо чего было видно, а уж сидя.... Рядом ерзал по полу Ленька и потом громко заявил:
-Я опять писать хочу!
Почему «опять» стало понятно, когда мы направились на выход, где нас с нетерпением ждала дикая толпа родителей. Сзади Ленька был весь мокрый.
Родители эпохи тотального дефицита умело лавировали в толпе и выхватывали из нее самых красивых и пухлых карапузов. Папы нигде видно не было. В толпе малышей возвышались большие небритые дядьки с повязками и матюгальниками, в которые они невыносимо громко орали имена и фамилии. Здраво рассудив, что мой папа в этой сутолоке запросто мог потеряться, я смело подошел к одному из этих дядек и небрежно поинтересовался, подражая взрослому:
-А позовите моего папу?
-Как его зовут?
-Его зовут Игорь.
-А как его фамилия?
Такого удара поддых я не ожидал и смутился. Ну, кто мог знать, что у папы есть еще и фамилия?
Придерживая за рукав своего «писающего мальчика», я принялся описывать моего папу.
В конце концов, чтобы не привлекать внимание ста тысяч мужиков с аналогичными внешними данными, распорядитель начал вопить в свой матюгальник: «Папа Игорь – подойдите к сыну Славе!!!» и папа отыскался неподалеку.
Домой папа повез нас на такси и тут Ленька продолжил свои физиологические экзерсисы.
Повернувшись к водителю всем корпусом (он сидел на переднем сиденьи) Ленька громко заявил:
-Меня укачало и тошнит!
Шофер предложил приоткрыть окошко, чтобы впустить свежий воздух, но Ленька, в подтверждение своих серьезных намерений тут же наблевал ему на колени.
Мы долго стояли на обочине, водитель пытался оттереться, а папа все спрашивал, не укачало ли и меня. Меня, честно сказать, немного подташнивало, но наблевать водителю на затылок, я посчитал перебором и дотерпел до дома....
Москву засыпало снегом. Мы вечно болтались дотемна во дворе, строили башни, лепили снеговиков и возвращались мокрые, хоть выжимай.
Как то раз мы пошли гулять к кинотеатру Тбилиси, возле которого стоял наш дом. Папа куда-то принялся звонить из телефонной будки, а я заинтересовался норами, которые прорыли в отвалах снега по краям небольшой площади злые октябрята. И конечно полез внутрь... Потом по этому сюжету сняли мультфильм, где Вини-Пух застрял в норе Кролика. Главное, что вопил-то я лицом внутрь и призыв о помощи бессильно гас где-то в лабиринте. Снаружи было видно только вздрагивающие от усилий валеночки. Папа спас меня только, когда вдоволь наговорился по телефону...
К первому сентября меня собирали недолго. Перешили мне из отцовской сорочки рубашку, купили серую форму и черные ботинки на вырост. А еще портфель, тетрадки и акварельные краски.
Идти в школу я жутко боялся, поэтому с утра первого числа получил добродушный напутственный подзатыльник от бабушки и вылетел в коридор, помяв врученный мне перед этим букет каких-то цветов. 523 школа, где я намеревался приобретать знания была огромным пятиэтажным казематом с облезлыми стенами. Такого количества людей, как во дворе этой школы, я до этого ни разу, за исключением упомянутой выше "Ёлки", не видел и испугался еще больше. Мне казалось. что все на меня смотрят и от этого старался быть как можно незаметней. Незаметней всего получилось за спинами каких-то десятиклассников. В общем мать меня еле поймала...
Первым ярким воспоминанием в моей школьной жизни было то, как меня отучали писать левой рукой. Быстро и эффективно. Помните эти упражнения в тетрадках, чтобы "палочки были попендикулярны"? Ну и вот. Пока я высунув язык старался нарисовать хоть одну прямую палочку, училка первая моя тихо подкралась ко мне сзади и со всей дури жахнув меня по пальцам линейкой, заорала прямо в ухо:
-ТЫ КАК ПИШЕШЬ, ДРЯНЬ? ТЫ КАКОЙ РУКОЙ ПИШЕШЬ?
Она еще что-то кричала, но поскольку я от неожиданности немножко описался, мне как-то было не до того. Придя домой в обоссаных штанишках, я сбивчиво рассказывал бабушке о том, как мал педагогический опыт моей первой учительницы, но бабушка покатала из угла в угол рта баломорину и резонно заявила:
-А хрен ли тут сделать? Терпи уж...
Потом был урок рисования. Нарисовав дома домик с трубой, самолет, пикирующий на дерево и человечка, я очень довольный собой, лег спать, справедливо полагая, что уж такое произведение училка обязательно оценит завтра на уроке. Каково же было мое удивление, когда на утро краска высохла и потемнела. Задумчиво послюнив палец я размазал слюни по "холсту" и о чудо! Все снова стало ярким. Ту же операцию я провел непосредственно перед тем, как сдать шедевр на проверку. В общем он прилип к низу верхнего листа другого ученика и когда его отодрали, выглядел как фреска шестнадцатого века в церкви, где с семнадцатого года был склад мыла.
Еще, как-то раз нам показали диафильм. Про экспедицию в Африку, которая встретила ископаемого динозавра. Не избалованные спецэффектами и компьютерной графикой, мы живо себе додумывали и дофантазировали жуткие подробности этой встречи. Было страшно. Почти так же, как когда меня били линейкой.
Просмотр этого диафильма имел продолжение следующим летом, когда мы поехали с родителями в командировку, в Ивановскую область. Я ягоды собирал. Малину. Возле старой полуразрушенной церкви, на краю деревни, аккурат за околицей. А из кустов выглянула лошадиная морда и сказала: "Хрррррррр"...
Нашли меня километрах в трех от деревни, поздно вечером. Я сидел под поваленным деревом и хрипло звал маму. С тех пор я перестал мечтать стать палеонтологом. Очень уж это непредсказуемая профессия, судя по всему.
Ребенок я был угрюмый и нелюдимый.
Если, к примеру, ко мне на улице подходил дядечка и угощал конфетой, конфету я брал, а вместо того, чтобы пойти к нему в машину за второй - неожиданно молча сбегал по дороге.
Большую роль в развитии моей угрюмости сыграли командировки с родителями, на просторы нашей необъятной.
Ну с кем там общаться в лесу, сами посудите? Зайцы убегают от тебя, медведи гонятся за тобой, дятлы просто никакого внимания не обращают.
Первый раз я близко пообщался с медведем в Ивановской области. Мы жили в деревне с романтическим названием Малая Какша. Уж и не знаю, то ли такие предки засранцы были у жителей, то ли еще что, но это название было и у деревни и у реки. Наводило, кстати, на определенные мысли, ага.
Поехал я на утлой лодочке, за реку. Грибы собирать. Не обычные - псилоцибиновые, как нынче принято, а так - подберезовики, белые и другие, какие поймаю.
Ну и нарвался на грибницу белых. Собираю я это их себе, собираю и будто действие они на меня оказывают такое, расслабляющее. Увлекся в общем или как скажут нынешние специалисты - заморочился на грибах. Чего-то там похрустывало в стороне, да почавкивало, но я внимания не обращал. Пока чуть не лбом столкнулся с медведем. Может он тоже какие грибы собирал, может тоже на чем заморочился, а только подпрыгнул он не ниже, чем я. В общем подпрыгнули мы синхронно (не подумайте, что у грибников в Ивановской области это такое приветствие) и в разные стороны.
Я тогда понял, что "медвежья болезнь", штука дико заразная и греб домой в лодочке стоя. И только на другом берегу догадался прополоскаться, чтобы не было так мучительно вонюче идти по деревне. Уж и не знаю, в каком виде тот медведь вернулся в берлогу, а только бежал он от речки в другую сторону.
Наверное ему было очень стыдно.
Родители меня очень любили. Поэтому, когда мы приезжали в командировку, мне показывали, где юг, а где север и отпускали погулять. Гулять, кроме леса было негде и методом проб и ошибок я таки научился выживать в дикой природе. То есть, то, что мох растет с северной стороны, мне конечно было по барабану, а вот что можно погрызть в чаще, а от чего я до кустов не добегу - это я заучил назубок.
Иногда, для разнообразия мы ездили не в тайгу, где шаг ступишь - медведю лапу отдавишь, гадить пойдешь - стаю волков напугаешь до смерти, а в места обжитые и цивилизованные. Например, когда мне было восемь, мы ездили в Ленинградскую область. Сперва, конечно ничего, кроме финских развалин мне не попадалось. Но, стоило мне копнуть в одном разрушенном блиндаже и отрыть каску с винтовочными патронами, сразу стало веселей.
Я вернулся на хутор, где мы обитали и за холмиком развел костер. Сюрприз, стало быть, готовил. Хорошо ума хватило высыпать это все из каски в костер и убежать в дом.
Ах, эти звуки! Они ласкали мой слух. Что могло быть приятней ребенку в начале семидесятых, у которого кроме пестиков, автиков и развлечений в жизни не было?
Что было потом? Потом я так и не смог отыскать в альбоме фотографию, на которой бы я сидел. Все или стоя или на корточках. Хотя родители забыли эту историю быстро. Они у меня были незлопамятные - отлупят и забудут.
Именно там, в Ленинградской области почему-то запомнились бутерброды. Из черного хлеба, сливочного масла и копченой колбасы. Колбасу нарезали тонкими ломтиками и на кусок хлеба полагалось два кусочка. И сладкий - сладкий, крепкий чай. Вечером. Когда уже село солнце и на небе высыпали звезды. И в кустах скрипят цикады или кто там скрипит по ночам. Я со своим законным вечерним бутербродом выходил на двор и долго стоял, задрав голову в небо.
И мне начинало казаться, что я что-то такое важное об этой жизни понимаю...
Потом чувство понимания постепенно исчезало, пропорционально выпитой из меня комарами крови.
Уж и не знаю, что было вкусней - бутерброд с колбасой или эти звезды...
Бабушка занималась моим воспитанием зимой. А летом от меня отдыхала.
Потому, что всегда говорила мне:
-Мне за тебя, маленький вредитель полей и огородов, должны твои родители молока две цистерны.
Зато зимой, подкравшись к моей с родителями комнате и понаблюдав за моим броуновским движением, обязательно говорила что-нибудь полезное и назидательное.
Навроде:
-Надо бы тебя к хирургу отвести. Пусть уже из жопы шило достанет. Нормальные дети, как мудаки не носятся.
Сказать, что я постоянно носился - да, нет. Не всегда. Иногда я доставал из-под кровати эмалированный горшок, садился на него, вытаскивал ящик с игрушками и книжками и погружался в медитацию.
Один раз так намедитировался, что горшок к попе прилип. И когда вошедшая бабушка рявкнула:
-Чего заснул? Иди - баланда готова!
Я резко вскочил и расплескал содержимое сосуда по всему паркету. И замер.
Бабушка покатала во рту беломорину и заявила:
-То, что стоит, от того, что валяется... Хммм... Ничем не отличается!
Я понял, что бабушка чем-то недовольна и стал ногой в тапочке пытаться запихать все обратно. Было стыдно и липко. А бабушка внимательно и с неподдельным интересом наблюдала, никак не комметируя. А потом сказала:
-А ты хитрый, я тобой довольна. Я теперь полдня к тебе с подзатыльником не подойду, пока запах не выветрится!
То есть, похвалила меня за интеллектуальные способности. Вот!...
(Продолжение будет)
— Нет, это не факт.
— Это не факт?!
— Нет, это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.©
Я рос послушным ребенком. Если бабушка говорила мне «Вылезай из-под лестницы, маленький подонок!» - я тушил окурок и вылезал. Слушался бабушку.
Бабушка у меня была строгая, но добрая. Попусту не била.
Семейные предания говорят, что свой срок на Соловках она заработала всего одной фразой. Жили они тогда в Центре, в Хохловском переулке и бабушка, тогда еще молодая женщина без судимостей и почти комсомолка, несла мимо Лубянки авоську с селедкой, завернутой в передовицу. Некто субтильный и в штатском, придержал ее за рукав и заметил, что негоже отца народов таким образом использовать. Отец народов, с перекошенным лицом и проступившим сквозь бумагу жиром криво улыбался из авоськи. Бабушка, будучи на язык бойкой девушкой, тут же ответила «А вы, мужчинка, что хотели, чтоб я его мордой в рыбу сунула? Пусть уж так будет…» Пусть будет, согласился некто и отвел ее за руку в удачно расположенный неподалеку комитет безопасности.
На волю бабушка вышла только через семь лет.
От тюрьмы у нее осталась привычка вонять на всю квартиру беломором и с цикающим звуком сплевывать точно в слив раковины. В общем, оно того не стоило.
Свою педагогическую задачу бабушка видела в том, чтобы я «пожрал и марш на улицу».
Я не возражал. Улица притягивала меня массой интересных и загадочных вещей.
Однажды я поменял игрушечную машинку на использованные батарейки. Сразу после сделки осознав, что я сильно продешевил, я полез забирать машинку назад. И тут же без долгих разговоров, получил в лоб. «Ну, погодите – вот скажу бабушке….» пригрозил я и кинулся домой.
Бабушка внимательно выслушала мою сбивчивую историю и, пробормотав «Это нонсенс, блять!», закатала мне такую оплеуху, что уличный удар показался мне ласковым прикосновением.
-Понял за что? – поинтересовалась бабушка, когда я пришел в сознание.
-Не…
-За то, что ты болван, внучек!
Урок я запомнил.
Родители не брали меня с собой в командировки и, на лето я оставался под присмотром бабушки.
Она водила меня долгими летними вечерами к метро и покупала мне желтые таблетки лимонного холодка. А еще тетрадку за две копейки. И, вернувшись, я с упоением рисовал в тетрадке самолетики и танки и жрал холодок, совершенно не задумываясь о смысле жизни.
Бабушку я любил всегда, когда у меня ничего не болело в результате ее педагогической жизнедеятельности.
Во дворе у меня были друзья. В основном подруги. Например две девочки с одинаковым именем Лена. Я для удобства их делил на Ленку Большую и Ленку Маленькую. Я и впоследствии не изменил этой своей привычке. Еще был Ленька Длинный и Сережка Пятиэтажный. Ленька был длинный не потому, что высокий, а потому, что жил выше меня. Ну, то есть я точно знал, почему я его зову длинным, а над неточностями не сильно задумывался…
Сережка свое получил за то, что жил в пятиэтажной хрущебе напротив….
С Сережкой мы дрались. Так, как дерутся все порядочные дети. Обнимают за шею и пытаются повалить на землю. Это много позже я узнал, что дело можно решить быстрей и эффективней, если залепить со всей дури в морду ведерком с песком.
С Ленками мне было интересней. Во-первых, с ними можно было курить и целоваться под лестницей. Во-вторых, они не дрались, а это всегда большой плюс.
Родители вечно пропадали на работе, не уделяя должного внимания своему единственному ребенку, и мне приходилось развлекать себя самому.
Однажды кинул зажжёную спичку в какой-то красивый небольшой люк в траве. Несильно бахнуло. И пламя опалило мне все волосы на лбу. Так я узнал, что в природе помимо твердого и жидкого, есть еще и газообразное состояние вещества.
Другой раз я спер зачем-то из дома банку консервов и открывал ее на улице, кидая сверху решетку от подвала. Сплющил до состояния блина и выбросил. Почему-то. Что хотел – не понятно.
Много позже я узнал, что так в детстве поступают либо будущие изобретатели, либо конченые мудаки. Изобретателем я не стал.
Помню как однажды весной провожали с бабушкой родителей в командировку. Подъехала грузовая машина. Они погрузили в нее вещи и уселись сами в кузов. Как я рыдал! Я умолял их взять с собой! Я преданно заглядывал в глаза моей бессердечной матери и размазывал сопли по всей площади лица! Я пытался схватить отца за руку, ведь только настоящий мужчина способен понять настоящего мужчину! Тщетно!
Они уехали. И не успела машина скрыться за поворотом переулка, как я убежал от бабушки играть с Маленькой Ленкой в песочнице.
Ленку я не то, чтобы любил, но определенную страсть к ней испытывал. Но, у нее была излишне строгая мать, которая практически после каждой нашей встречи запрещала ей гулять, крича через двор моей бабушке «Этот маленький мерзавец учил мою дочь курить!» Бабушка кивала и уводила меня домой, где брала за ухо, подтягивала вверх и страшным шепотом говорила «Так ты, сучонок, у меня папиросы воруешь?».
До сих пор непонятно, как она догадалась, что я брал «Беломор»…
Самое яркое и запомнившееся воспоминание детства, это летний день. Солнце светит прямо в окно. Чирикают воробьи, а на кухне играют позывные пионерской зорьки.
А я стою около тумбочки с радиолой и ножницами режу стержень от ручки. А паста течет на полировку…
Ее след так и остался, когда мы выбрасывали эту тумбочку в 1988 году. К этому времени задница уже практически не болела…
Как и у любого другого ребенка, у меня были игрушки.
Во-первых, пазлы из фанерки, с фотографией Эйфелевой башни. Семь лет слишком маленький срок для такого бойкого малыша, как я и они так и не были собраны до конца.
Потом резиновый слоник, у которого в задницу был вставлен свисток. Но, несмотря на это, отгрыз я ему хобот, в конце концов.
Следующей игрушкой был Чик-Чих. Этимологию этого имени я тогда забыл спросить у родителей, а после они и сами не знали, откуда взялось это слово. Сделан он был из старого мехового воротника. То ли воротник был от пальто какого-то гномика, то ли изготовление игрушки слишком утомительное занятие, но ног ему не досталось. Голова в форме груши имелась, сарделькообразное туловище и вермишелинки руки - тоже. А ног не было. Даже глаза из двух бисеринок были. А вот ходилок не досталось. Может быть именно из-за этой анатомической особенности я и любил его больше всех.
Чтобы родителям в головы не пришла идиотская мысль, наделать мне сестер и братиков, засыпал я крайне поздно, спал очень чутко, а перед сном заставлял папу рассказывать мне очередное продолжение сказки про Чик-Чиха. После такого заняться чем-нибудь еще было просто немыслимо и мы так и жили втроем в большой комнате. Бабушка жила в маленькой и как могла помогала мне соблюдать демографический статус-кво: шаркала туда, сюда полночи, что-то искала на вешалке в коридоре, включив свет и заглядывала в комнату «Я вас не разбудила?» Интересно, что она думала ей ответят?..
Моей любимой бабушке я к пяти годам окончательно надоел и она спихнула меня летом на руки своей подруге. Родители, как обычно были до октября в командировке, а уж чем там или с кем бабушка развлекалась в мое отсутствие, можно только гадать.
В общем, отправили меня в ссылку, в Московскую область.
Бабушкина подруга особо в восторге не была и тут же наладила меня на улицу, гулять. Улица была обычная, деревенская. По бокам дома, посередине лужа. И еще деревья. Бооольшие такие деревья. А на одном нечто непонятное висит, гудит и привлекает внимание. Ну, я, стало быть, и привлекся. Откуда ж мне было знать, что это пчелы? И что если оно висит на дереве, но не мешок и не покойник - это рой. Все стало понятно метрах в десяти. Первый укус я заполучил прямо в лоб и с криком "ААААА!!!" побежал вдоль дороги. А неправильные пчелы видимо только того и ждали. Наверное, любимое занятие пчел, когда они не собирают мёд – догонялки.... Особенно если от них бежит мальчик в шортах и маечке с коротким рукавом.
Когда организму стало особенно невмоготу, я решил сменить тактику и резко свернул в сторону. Там аккурат одного дома не хватало и заросли. Ё! Кто ж мог предполагать, что это заросли крапивы в три моих роста? КТО МОГ ЗНАТЬ, ЧТО КРАПИВА ЭТО ДЕРЕВО??? Я это понял, когда пропахал в ней просеку метров двадцать.
И замер. Ломиться дальше - это самоубийство чистой воды. Нет, думаю, вернусь на дорогу. И вернулся, аккуратно перепрыгивая через трупы крапивных деревьев и уклоняясь от живых. Ага! Они меня там ждали, эти злобные насекомые!...
Домой я вернулся совсем другим человеком. Похоже, что бабушкина подруга узнала меня только по цвету обрывков одежды потому, что еще долго недоверчиво всматривалась в глаза и качала головой.
Три дня я сидел дома, постепенно сдувался и менял цвет на нормальный.
А потом снова пошел гулять на улицу. В этот момент как раз через деревню гнали стадо. Самая веселая корова (видимо та самая, что дает смешное молоко) решила подшутить и погналась за мной, подбрасывая в воздух задние ноги и издавая жуткое мычание.
Я, корову видел первый раз в жизни – откуда я знаю, что у нее на уме? Решив, что, по всей видимости, это не травоядное животное и оно тупо собирается мной полакомиться, я снова ломанулся вдоль деревни издавая не менее жуткие звуки! Корова меня догнала у околицы и лизнув в многострадальный лоб, потеряла ко мне всякий интерес. Ну вот, думаю, погулял, заодно и покакал...
С тех пор я не очень люблю молоко с медом, даже если сильно простужен!
Про тумбочку я уже вам поведал, но кроме нее в нашей комнате находилась и еще кое какая мебель. В частности, двустворчатый шкаф с зеркалом. И, повадился я на его дверце кататься в отсутствие взрослых. ( Бабушка меня в комнате редко навещала. Разве что, если я свой горшок, не скажу с чем, опрокину по природной неуклюжести. )
Катался я катался, да и оторвал эту дверцу к чертовой матери. Но, я ведь не могу ничего аккуратно сделать – нет! Она, сперва, упала мне на голову, набила огромную шишку и после брякнулась об пол так, что зеркало разбилось. На звон битого стекла, истошный вопль и грохот упавших тел (моего и дверцы) пришла бабушка, некоторое время постояла в дверном проеме, покатала из одного угла рта в другой свою беломорину, веско сказала:
-Зеркало разбилось – к покойнику! – и внимательно посмотрела мне в глаза. В этот момент я впервые осознал, что жизнь коротка и может трагически и неожиданно оборваться, даже толком не начавшись. А что? У меня не было ни малейших сомнений, кто у нас тут будущий покойник.
Через некоторое время, когда я вновь обрел способность кое-как сидеть и при этом не вскрикивать, я решил покинуть эту негостеприимную квартиру. Это был мой самый первый побег из дома.
Собрав в какую-то авоську свои богатства: Чик-Чиха, Слоненка, Машинку, у которой не было крыши, но при помощи специального рычага поворачивались колеса, рубль мелочью из бабушкиного кармана (В дороге никогда не знаешь, что может пригодиться) и полбуханки «Бородинского», я отправился куда глаза глядят, в поисках приключений и героических подвигов.
Первое разочарование ждало меня во дворе. Ленка Маленькая бежать со мной в тридевятое царство наотрез отказалась, мотивировав отказ тем, что ей может попасть от мамы. О, блондинка моего детства! Как же тебе попадет от мамы, ЕСЛИ ОНА С НАМИ НЕ ПОЙДЕТ? Эту логически завершенную мысль я так и не смог донести до ее скудного, женского умишки и гордо сплюнув себе на сандалии, отправился за счастьем в одиночку.
Долго ли, коротко ли, но дошел я до соседнего магазина. И тут, как всегда бывает на пути к Великой Цели, дорогу преградили соблазны. Соблазны жили в киоске. Одним из них было крем-брюле, другим кукурузные хлопья. Поскольку я на тот момент был человек состоятельный, я решил позволить себе в трудной дороге такую малость, как немного подкрепиться. Мне не хватило духу подойти к огромной, грудастой продавщице, остро пахнущей то ли «Красной Москвой» то ли еще каким-то репеллентом и САМОСТОЯТЕЛЬНО купить мороженое. Так я и стоял часа полтора, с одной стороны
не имея воли купить продукт, а с другой не в силах покинуть этот наркопритон.
Бабушка, не подозревавшая о побеге, нашла меня возле киоска, уже, когда садилось солнце. Я ей тут же, в резкой, нелицеприятной форме заявил, что отправляюсь в тридевятое королевство и попрошу меня не беспокоить. Вместо того, чтобы, как положено, надавать мне тумаков, она почему-то присела на корточки, обняла меня и заплакала. А потом забрала у меня постоянно предательски позвякивающую мелочь и купила мне сразу два мороженых…
Когда мои опыты с окружающей средой окончательно доконали всех окружающих, они придумали отдать меня в школу. Хоть мне на тот момент было шесть лет (Я родился в октябре), такая возможность в законодательстве нашего маленького, но гордого государства СССР, присутствовала. На все вопросы директора я гордо ответил «Не знаю я нисего, вот!» и меня тут же, обозвав «развитым мальчиком», приняли...
За окном весь день моросит мелкий, противный дождик – кончается февраль две тысячи восьмого. А я почему-то вспомнил зиму семидесятого...
С папой я дружил. Дел у него было полно и покатать меня на санках или просто куда-то отвести удавалось нечасто.
В ту зиму он меня и Леньку Длинного повел на елку. Вот интересно – Новый Год я не помню, подарки не помню, а елку эту помню.
Зал был темным и огромным. Всех посадили на паркетный пол (очень удобно – и справили и полы натерли) и где-то невообразимо далеко что-то орал дед мороз и еще толпа ряженых. Мне и стоя то, не особо чего было видно, а уж сидя.... Рядом ерзал по полу Ленька и потом громко заявил:
-Я опять писать хочу!
Почему «опять» стало понятно, когда мы направились на выход, где нас с нетерпением ждала дикая толпа родителей. Сзади Ленька был весь мокрый.
Родители эпохи тотального дефицита умело лавировали в толпе и выхватывали из нее самых красивых и пухлых карапузов. Папы нигде видно не было. В толпе малышей возвышались большие небритые дядьки с повязками и матюгальниками, в которые они невыносимо громко орали имена и фамилии. Здраво рассудив, что мой папа в этой сутолоке запросто мог потеряться, я смело подошел к одному из этих дядек и небрежно поинтересовался, подражая взрослому:
-А позовите моего папу?
-Как его зовут?
-Его зовут Игорь.
-А как его фамилия?
Такого удара поддых я не ожидал и смутился. Ну, кто мог знать, что у папы есть еще и фамилия?
Придерживая за рукав своего «писающего мальчика», я принялся описывать моего папу.
В конце концов, чтобы не привлекать внимание ста тысяч мужиков с аналогичными внешними данными, распорядитель начал вопить в свой матюгальник: «Папа Игорь – подойдите к сыну Славе!!!» и папа отыскался неподалеку.
Домой папа повез нас на такси и тут Ленька продолжил свои физиологические экзерсисы.
Повернувшись к водителю всем корпусом (он сидел на переднем сиденьи) Ленька громко заявил:
-Меня укачало и тошнит!
Шофер предложил приоткрыть окошко, чтобы впустить свежий воздух, но Ленька, в подтверждение своих серьезных намерений тут же наблевал ему на колени.
Мы долго стояли на обочине, водитель пытался оттереться, а папа все спрашивал, не укачало ли и меня. Меня, честно сказать, немного подташнивало, но наблевать водителю на затылок, я посчитал перебором и дотерпел до дома....
Москву засыпало снегом. Мы вечно болтались дотемна во дворе, строили башни, лепили снеговиков и возвращались мокрые, хоть выжимай.
Как то раз мы пошли гулять к кинотеатру Тбилиси, возле которого стоял наш дом. Папа куда-то принялся звонить из телефонной будки, а я заинтересовался норами, которые прорыли в отвалах снега по краям небольшой площади злые октябрята. И конечно полез внутрь... Потом по этому сюжету сняли мультфильм, где Вини-Пух застрял в норе Кролика. Главное, что вопил-то я лицом внутрь и призыв о помощи бессильно гас где-то в лабиринте. Снаружи было видно только вздрагивающие от усилий валеночки. Папа спас меня только, когда вдоволь наговорился по телефону...
К первому сентября меня собирали недолго. Перешили мне из отцовской сорочки рубашку, купили серую форму и черные ботинки на вырост. А еще портфель, тетрадки и акварельные краски.
Идти в школу я жутко боялся, поэтому с утра первого числа получил добродушный напутственный подзатыльник от бабушки и вылетел в коридор, помяв врученный мне перед этим букет каких-то цветов. 523 школа, где я намеревался приобретать знания была огромным пятиэтажным казематом с облезлыми стенами. Такого количества людей, как во дворе этой школы, я до этого ни разу, за исключением упомянутой выше "Ёлки", не видел и испугался еще больше. Мне казалось. что все на меня смотрят и от этого старался быть как можно незаметней. Незаметней всего получилось за спинами каких-то десятиклассников. В общем мать меня еле поймала...
Первым ярким воспоминанием в моей школьной жизни было то, как меня отучали писать левой рукой. Быстро и эффективно. Помните эти упражнения в тетрадках, чтобы "палочки были попендикулярны"? Ну и вот. Пока я высунув язык старался нарисовать хоть одну прямую палочку, училка первая моя тихо подкралась ко мне сзади и со всей дури жахнув меня по пальцам линейкой, заорала прямо в ухо:
-ТЫ КАК ПИШЕШЬ, ДРЯНЬ? ТЫ КАКОЙ РУКОЙ ПИШЕШЬ?
Она еще что-то кричала, но поскольку я от неожиданности немножко описался, мне как-то было не до того. Придя домой в обоссаных штанишках, я сбивчиво рассказывал бабушке о том, как мал педагогический опыт моей первой учительницы, но бабушка покатала из угла в угол рта баломорину и резонно заявила:
-А хрен ли тут сделать? Терпи уж...
Потом был урок рисования. Нарисовав дома домик с трубой, самолет, пикирующий на дерево и человечка, я очень довольный собой, лег спать, справедливо полагая, что уж такое произведение училка обязательно оценит завтра на уроке. Каково же было мое удивление, когда на утро краска высохла и потемнела. Задумчиво послюнив палец я размазал слюни по "холсту" и о чудо! Все снова стало ярким. Ту же операцию я провел непосредственно перед тем, как сдать шедевр на проверку. В общем он прилип к низу верхнего листа другого ученика и когда его отодрали, выглядел как фреска шестнадцатого века в церкви, где с семнадцатого года был склад мыла.
Еще, как-то раз нам показали диафильм. Про экспедицию в Африку, которая встретила ископаемого динозавра. Не избалованные спецэффектами и компьютерной графикой, мы живо себе додумывали и дофантазировали жуткие подробности этой встречи. Было страшно. Почти так же, как когда меня били линейкой.
Просмотр этого диафильма имел продолжение следующим летом, когда мы поехали с родителями в командировку, в Ивановскую область. Я ягоды собирал. Малину. Возле старой полуразрушенной церкви, на краю деревни, аккурат за околицей. А из кустов выглянула лошадиная морда и сказала: "Хрррррррр"...
Нашли меня километрах в трех от деревни, поздно вечером. Я сидел под поваленным деревом и хрипло звал маму. С тех пор я перестал мечтать стать палеонтологом. Очень уж это непредсказуемая профессия, судя по всему.
Ребенок я был угрюмый и нелюдимый.
Если, к примеру, ко мне на улице подходил дядечка и угощал конфетой, конфету я брал, а вместо того, чтобы пойти к нему в машину за второй - неожиданно молча сбегал по дороге.
Большую роль в развитии моей угрюмости сыграли командировки с родителями, на просторы нашей необъятной.
Ну с кем там общаться в лесу, сами посудите? Зайцы убегают от тебя, медведи гонятся за тобой, дятлы просто никакого внимания не обращают.
Первый раз я близко пообщался с медведем в Ивановской области. Мы жили в деревне с романтическим названием Малая Какша. Уж и не знаю, то ли такие предки засранцы были у жителей, то ли еще что, но это название было и у деревни и у реки. Наводило, кстати, на определенные мысли, ага.
Поехал я на утлой лодочке, за реку. Грибы собирать. Не обычные - псилоцибиновые, как нынче принято, а так - подберезовики, белые и другие, какие поймаю.
Ну и нарвался на грибницу белых. Собираю я это их себе, собираю и будто действие они на меня оказывают такое, расслабляющее. Увлекся в общем или как скажут нынешние специалисты - заморочился на грибах. Чего-то там похрустывало в стороне, да почавкивало, но я внимания не обращал. Пока чуть не лбом столкнулся с медведем. Может он тоже какие грибы собирал, может тоже на чем заморочился, а только подпрыгнул он не ниже, чем я. В общем подпрыгнули мы синхронно (не подумайте, что у грибников в Ивановской области это такое приветствие) и в разные стороны.
Я тогда понял, что "медвежья болезнь", штука дико заразная и греб домой в лодочке стоя. И только на другом берегу догадался прополоскаться, чтобы не было так мучительно вонюче идти по деревне. Уж и не знаю, в каком виде тот медведь вернулся в берлогу, а только бежал он от речки в другую сторону.
Наверное ему было очень стыдно.
Родители меня очень любили. Поэтому, когда мы приезжали в командировку, мне показывали, где юг, а где север и отпускали погулять. Гулять, кроме леса было негде и методом проб и ошибок я таки научился выживать в дикой природе. То есть, то, что мох растет с северной стороны, мне конечно было по барабану, а вот что можно погрызть в чаще, а от чего я до кустов не добегу - это я заучил назубок.
Иногда, для разнообразия мы ездили не в тайгу, где шаг ступишь - медведю лапу отдавишь, гадить пойдешь - стаю волков напугаешь до смерти, а в места обжитые и цивилизованные. Например, когда мне было восемь, мы ездили в Ленинградскую область. Сперва, конечно ничего, кроме финских развалин мне не попадалось. Но, стоило мне копнуть в одном разрушенном блиндаже и отрыть каску с винтовочными патронами, сразу стало веселей.
Я вернулся на хутор, где мы обитали и за холмиком развел костер. Сюрприз, стало быть, готовил. Хорошо ума хватило высыпать это все из каски в костер и убежать в дом.
Ах, эти звуки! Они ласкали мой слух. Что могло быть приятней ребенку в начале семидесятых, у которого кроме пестиков, автиков и развлечений в жизни не было?
Что было потом? Потом я так и не смог отыскать в альбоме фотографию, на которой бы я сидел. Все или стоя или на корточках. Хотя родители забыли эту историю быстро. Они у меня были незлопамятные - отлупят и забудут.
Именно там, в Ленинградской области почему-то запомнились бутерброды. Из черного хлеба, сливочного масла и копченой колбасы. Колбасу нарезали тонкими ломтиками и на кусок хлеба полагалось два кусочка. И сладкий - сладкий, крепкий чай. Вечером. Когда уже село солнце и на небе высыпали звезды. И в кустах скрипят цикады или кто там скрипит по ночам. Я со своим законным вечерним бутербродом выходил на двор и долго стоял, задрав голову в небо.
И мне начинало казаться, что я что-то такое важное об этой жизни понимаю...
Потом чувство понимания постепенно исчезало, пропорционально выпитой из меня комарами крови.
Уж и не знаю, что было вкусней - бутерброд с колбасой или эти звезды...
Бабушка занималась моим воспитанием зимой. А летом от меня отдыхала.
Потому, что всегда говорила мне:
-Мне за тебя, маленький вредитель полей и огородов, должны твои родители молока две цистерны.
Зато зимой, подкравшись к моей с родителями комнате и понаблюдав за моим броуновским движением, обязательно говорила что-нибудь полезное и назидательное.
Навроде:
-Надо бы тебя к хирургу отвести. Пусть уже из жопы шило достанет. Нормальные дети, как мудаки не носятся.
Сказать, что я постоянно носился - да, нет. Не всегда. Иногда я доставал из-под кровати эмалированный горшок, садился на него, вытаскивал ящик с игрушками и книжками и погружался в медитацию.
Один раз так намедитировался, что горшок к попе прилип. И когда вошедшая бабушка рявкнула:
-Чего заснул? Иди - баланда готова!
Я резко вскочил и расплескал содержимое сосуда по всему паркету. И замер.
Бабушка покатала во рту беломорину и заявила:
-То, что стоит, от того, что валяется... Хммм... Ничем не отличается!
Я понял, что бабушка чем-то недовольна и стал ногой в тапочке пытаться запихать все обратно. Было стыдно и липко. А бабушка внимательно и с неподдельным интересом наблюдала, никак не комметируя. А потом сказала:
-А ты хитрый, я тобой довольна. Я теперь полдня к тебе с подзатыльником не подойду, пока запах не выветрится!
То есть, похвалила меня за интеллектуальные способности. Вот!...
(Продолжение будет)
Комментариев нет:
Отправить комментарий